валдич | 10 окт 22 -16:57 |
Когда-нибудь я напишу книгу документальную "Москва кровожадная".
А пока новая глава из романа Царевна.
Эпизод Стрелецкой казни.
Царь Петр лично отрубил головы 5 стрельцам,всего казнили более 1000,но это цветочки.А ягодки 500 детям стрельцов отрезали уши вырвали носы,изувечили и отправили в Сибирь.Заепись просвещенный император.Ровняемся.
Глава:27 Что ни зубец, то стрелец
«Царь вернулся!» — трезвонили колокола на Московских собо-рах.
— Ишь, как встречают! — ухмыльнулся, щурясь на осеннем солнце Меньшиков.
— Молчи Алексашка! — сердито буркнул Петр. Дознание лично проводить буду. Языки поганые, сам вырывать буду. Петр вы-тянул огромные ладони вперед.
От этих слов Александра Даниловича судорожно передернуло и отвернувшись Меньшиков тихо перекрестился, что-то про-шептав про себя.
— Ну чего стоишь прохвост, идем в ассамблею. Петр широко шагнул немецкими ботинками на грязную московскую мосто-вую.
Осень вовсю вступила в свои права, выкрашивая московские слободки разноцветием красок. Ветер разносил по узким мо-щенным досками улочкам опавшую листву, и тут же заливал ее холодными дождями. Во дворах посадских стало тихо и без-людно. Москва словно погрузилась в мрачный, беспробудный сон, что обязательно должен был закончиться ночным кошма-ром. Но кошмар пришел на яву, а не во сне.
Черные телеги, разукрашенные черными похоронными лентами и запряженные такого черного цвета кобылами, привозили в столицу истерзанные тела стрельцов в монашеских рясах со свечами в руках. Телеги скрипели и качались на московских ухабах. Скрип не смазанных деревянных колес, перемежался со стонами боли сливаясь в одну адскую кокофонию.
Царь был зол.
— Сыск воевода Шеин провел, а казнил заговорщиков быстро, — злобно выругался Петр. Что думаешь о сем?
Меньшиков пожал плечами.
— Пожалел сучье стрелецкое племя воевода! — озверело рявк-нул царь
— Как лучше воевода хотел, — простонал стоящий рядом с Петром Алексашка.
— Мне не надо, как лучше! — рассверипел Петр. Мне нужно, как надо, чтобы вся Москва видела. Чтобы самый последний юродивый и убогий, и прокаженный своими глазами видел, что за измену государю бывает. Никто не ускользнет.
Меньшиков покорно склонил голову в треуголке: — Твоя прав-да государь.
Позади раздалось лошадиное ржание и раздался зычный крик: — Поберегись православные!
Петр и Меньшиков торопливо сделали шаг в сторону. Мимо них прокатила старая телега сверху укрытая холщиной.
Мужичонка с худой бороденкой…
— А ну, стой стервец! — натужно выкрикнул царь, подняв руку. Возница испуганно дернул поводья.
— Что везешь? — закричал Петр. Возница соскочил с телеги и упал Петру в ноги.
— Мертвецов твое царское величество везу, — забормотал му-жик в тулупе. Стрельцы, издохшие на дознании. Карие глаза мужиченки глядя на царя, испуганно вращались, и бегали из стороны в сторону. Возница перевел дух,сделал набрал полные легкие воздуха и ткнулся лбом в грязь.
— Издохшие говоришь?!
— А ну, покажи.
Петр подскочил к телеге и откинул холстину. Окровавленные тела переплелись с друг другом в один сплошной кровавый клубок. Бороды у мертвецов были отрезаны, а вместо ноздрей болтались куски спекшейся от крови плоти. У некоторых тел были отрезаны уши, а тело усеяно ранами от прижигания каленым железом.
Меньшиков с омерзением заткнул нос белым узорным платком.
— Воняет-то мин херц как, — недовольно пробурчал он.
Петр расплылся в улыбке: —Пусть вся Москва нюхает сей аромат. Бунтовать, меньше будут. Меньшиков нехотя кивнул.
Петр от-вернулся от телеги махнул рукой: — Увози антихристов.
— Еще раз с бородой на глаза мне попадешься, вместе со стрельцами на дыбу пойдешь! — Петр погрозил мужичонке ку-лаком.
Мужичонка ловко вскарабкался на телегу едва не зацепив пор-тами за деревяную уключину и звонко крикнул: — А ну, пошла родимая!
Едва телега удалилась, мужичонка тотчас соскочил с нее и упав на колени стал судорожно креститься.
Это несколько рассмешило Меньшикова.
— Боятся тебя мин херц, аки дьявола боятся! — рассмеялся Меньшиков.
— Я и есть дьявол! — насмешливо буркнул про себя царь.
Утро десятого октября пришло в Москву кровавым рассветом и звоном десятков колоколов. Посадские шумно собирались у стен Кремля и Лобного места. По всем слободам разбежались царские тиуны с грамотой царского указа.
— Ну, читай Тимошка указ Петра Алексича.
— Сейчас! — пробурчал Тимошка, разворачивая грамоту с сур-гучевой печатью.
Расставив широко ноги, Тимошка поднял руки с грамотой вверх и громко закричал: Люд православный! Утром сего дня государь наш Петр Алексеевич будет казнить мятежных стрельцов смертью лютою, но справедливую. Вот печать государева, и подпись. Приходи народ, поглазеть.
«Стрельцов мятежных казнить будут!» — разносилась по всем столичным закаулкам людская молва. Псы во дворах исходи-лись истошным лаем, воронье на кремлевских башнях заходи-лось карканьем в предвкушении кровавого пиршества. От мо-настырей и церквушек потянулись в столицу толпы калек и убогих.
— Чего шумим православные? — протискиваясь сквозь толпу, бурчал одноногий слепой детина в рваном кафтане.
— Царь казнь вершить будет, — отвечали ему из толпы.
— Мало царь кровушки православной напился, — бубнил дети-на. Еще захотел.
— А ты-то куда безногий, да слепой лезешь? — упрекнул его один из посадских.
— Не увижу, так послушаю! — злобно огрызнулся калека. Стон людской, словно песня ангелов.
— Вернулся царь из Англии своей, за прежнее взялся, — доба-вил другой посадский.
— Ему латиняне безбожники наказ дали народ православный извести! — буркнула следом баба в черном платке.
— Молчи дура! — осадил ее негодование стоящий рядом мужик в растегнутом тулупе. Молчи, враз в вместе со стрельцами на плахе окажешься.
— А ты меня не затыкай! — завизжала баба. Али ты сам побе-жишь доносить.
— Дура! — мужик сплюнул на землю. Толпа на площади шири-лась и росла. У стен Кремля появились первые телеги со стрельцами. Многие из стрельцов от ран не могли сами под-няться и в повалку валялись на телегах, издавая разрывающие сердце посадских стоны.
Толпу отгородили от места казни обозом из телег, позади которого стал караул из Семеновского и Преображенского пол-ка.Гренадеры морщились, бросая на посадских кривые злобные взгляды.Посадские же наоборот открыв рты застыли в тягост-ном безмолвии.И гренадеры и народ понимали, что сегоняшняя казнь затянется надолго.Телег с истерзанными пытками стрельцами было слишком много.Обоз протянулся от самого Лобного места до реки Неглинной.
Помост для казни соорудили еще вечером вчерашнего дня из толстых сосновых досок.Вдоволь заготовили деревянных чур-баков для рубки стрелецких голов.Чурбаки свалили с телег ря-дом с помостом.Топоров у палачей было в избытке.Ярость мо-лодого царя к бунтовщикам стрельцам переходила все грани-цы.Петр сам лично подходил к телегам и стаскивал с них стрельцов, которых преображенцы затем волокли по земле за руки на плаху.Топоры со свистом разрезая воздух, опускались на головы несчатных.Пролитая кровь стекала по чурбакам на массивные доски и ручейками устремлялась вниз.
— Веревку тащи живее! — остервенело кричал Петр, придер-живая на голове черную голландскую треуголку.
— Вешай его подлеца. Вешай, не жалей!
Затянутая на шее стрельца петля из пеньковой веревки плотно врезалась в кожу, оставляя на ней красную полосу и заставляя несчастного хрипеть от ее обьятий.
Глаза повешенного вылезали из орбит, словно спелые яблоки, а открытый рот пытался сделать хотя бы последний глоток воз-духа.
— Ну что голубчик нравится тебе? — приговаривал царь, загля-дывая повешенному в глаза. Повешенный в судорогах мотал головой, дергал в разные стороны руками и ногами, и издав по-следний предсмертный хрип навеки умолкал.
— Следующего давай! — довольно кричал караульным Петр.Повешенного небрежно снимали с петли бросали на дере-вянный помост, а на его место тут же ставили нового осужден-ного.
Из глаз посадских брызнули слезы.
Москва видела много казней, но какую устроил молодой царь, столица видела впервые. Колокола на церквях, и
монастырях не умолкали, оглашая город заупокойным звоном
