валдич | 10 окт 22 -17:14 |
монастырях не умолкали, оглашая город заупокойным звоном.
Вороны слетали с кирпичных стен и садились на трупы обез-главленных стрельцов, пытаясь урвать кусочек сочной челове-чины.
— Твое величество! — выкрикнул один из стрельцов, которого насильно тащили к плахе.
— Петр Алексееич дозволь с людьми попрощаться! Петр усмех-нулся.
— Тащите его сюда! — выкрикнул царь. Стрельца бросили под ноги царю и ухватив за волосы задрали голову лицом к верху. Петр склонился к бунтавщику: — Про народ вспомнил стервец. Стрелец мотнул окровавленной головой.
— А должен был про царя преданного вспоминать! — презри-тельно бросил ему Петр. Тащите его на плаху сам лично голову рубить буду! — прохрипел царь.
Толпа истово крестилась. Кто-то из посадских падал на колени и шептал молитву. Повсюду разносился бабий плач и детские крики. Они перемешивались со стонами стрельцов на колесе.
Меньшиков испуганно спрятался за спину одного из карауль-ных. Он часто видел царя в гневе, но таким, как сейчас нико-гда.
Стрельца поволокли на помост. Он еще дергался и сопротив-лялся, словно не желая сделать свои последние в жизни шаги. Будь-то неисполненный перед кем-то или чем-то долг повис у него за плечами. Его зеленый кафтан был разорван в клочья, и только сжатый крепко кулак говорил, что в его руке упрятано нечто важное для него. То, что ни царь, ни Преображенцы и прочие царевы слуги отобрать у него не смогут.
Царь следом заскочил на помост.
— Сними кафтан ваше величество! — раздался голос князя
Ромадановского. Перепачкаешь же кровью.
Петр усмехнулся, но камзол скинул и передал одному из солдат. Теперь царь был в одной белой рубахе.
Стрельца бросили на чурбан обнажив худую шею.
— Где топор? — рявкнул Петр.Царю тут же протянули топор, с широким лезвием и массивным топорищем. Плюнув на ладони и растерев, Петр залихватски ухватился за привычное для его рук топорище.
Сделав широкий замах, царь резко и точно опустил лезвие на шею стрельца. Голова отлетела, и глухо шмякнулась на помост.
Прокатившись по доскам, голова шлепнулась в грязь повер-нувшись стекленеющими глазами к людской толпе.
— Давай еще одного! — задорно выкрикнул царь. С телеги стащили еше одного несчастного в разорванной нательной ру-бахе, через лохмотья которой проглядывал черный нательный крест.
В глазах этого стрельца царь не увидел ни капли раскаяния и потому резким движением, ухватив того за волосы положил го-лову на плаху. Размахнувшись, Петр вновь с ожесточением опу-стил топор на голову несчастного. В отличии от другой головы, эта голова словно прилипла к чурбаку и не хотела падать с не-го.
Не слишком медля, царь широкой ладонью подхватил голову за волосы, и швырнул к телегам.
Других стрельцов из повозок волокли к толстому столбу навер-ху которого срипя, вертелось деревянное колесо от телеги.
Руки и головы стрельцов летели в плетеные корзины, расстав-ленные внизу.
— Трупы не убирать! — велел Петр. Пусть воронье клюет! — до-вольно усмехнулся царь.
К Петру подскочил бравый полковник Преображенского полка.
— Ты вот, что братец! — царь ухватил полковника за воротник парадного камола.
— Бери из телег трех стрельцов и вези в Новодевичий.
В монастыре повесьте их перед кельей сестрицы. Напротив окон.
Полковник согласно кивнул.
— Хочу, чтобы мертвецы глазами хлопали и справлялись по утрам, хорошо ли почивала матушка царевна.
Преображенцы закинули изувеченные пытками тела стрельцов и черные телеги с черными возницами покатились к Новодеви-чему монастырю.
— Не забудьте, когда повесите челобитные в руки всунуть! — крикнул вслед Петр. Меньшиков поморщился.
— Для чего им челобитные-то мин херц? — осторожно поинте-ресовался Алексашка. Петр громко рассхотался закинув голову вверх: —Царевне каждый вечер челобитные подавать будут.
—Так мертвые они уже мин-херц, —нелепо пробормотал Меньшиков.
— Так вот мертвые и пусть подают.
— Чтобы на том свете крамолу свою вспоминали, —Петр злобно хлопнул ладонью по камзолу. Пусть висят, покуда вонять не начнут. Меньшиков помрачнел. Выведу в державе крамолу стрелецкую вместе со стрельцами и отпрысками их. Никого не помилую! — злобно прошипел царь.
